Геннадий Брусенцов. Очарованный странник

Весной 2012 года выставка работ Геннадия Яковлевича Брусенцова в Государственном музее изобразительных искусств Туркменистана стала поистине драгоценным подарком для всех любителей прекрасного, напомнила зрителям о славном пути развития национального живописного искусства. В судьбе этого замечательного художника причудливым образом сплелись знаковые принадлежности к культуре России, Туркменистана и Украины. Но можно с уверенностью предположить, что именно Туркменистан стал его самым ярким жизненным впечатлением, порой обретения зрелого мастерства.

Выпускник Ленинградского высшего художественно-промышленного училища имени Веры Мухиной приехал по направлению в Ашхабад в 1953 году, чтобы преподавать в здешнем художественном училище. Один из лучших учеников замечательных художников-педагогов Петра Сидорова, Генриха Павловского, Анатолия Казанцева к моменту получения высшего образования уже имел в своем активе участие во всесоюзных и зарубежных выставках, ему сулили блестящие перспективы в родном Ленинграде. Когда собирался в далекий Туркменистан, думал, что ненадолго, а задержался на добрых полтора десятка лет.

Неведомый край обрушил на молодого живописца лавину незабываемых впечатлений и ощущений. Щедрое азиатское солнце подарило новое ощущение колорита, природа открыла бездну свежих красок. Пришла пора заново удивляться всему, что его окружало – звукам, запахам, ландшафтам, людям, обычаям.

Но, наверное, самым удивительным открытием для Геннадия Брусенцова, успевшего «повариться» в богемной среде северной столицы, стала уникальная творческая атмосфера периода бурного развития туркменского живописного искусства. На базе художественной туркменской школы, прошедшей период становления в довоенные годы, рождалась новая волна молодых живописцев, жадно стремившихся к новым путям в искусстве, не связанным преклонением перед академическими авторитетами.

Его близкими друзьями быстро стали будущие мэтры туркменского изобразительного искусства Иззат Клычев, Якуб Аннануров, Айхан Хаджиев. Они вместе выезжали на этюды, часами спорили о живописи, неустанно работали в своих мастерских. Тяжелое послевоенное время не баловало молодых художников сытым достатком и щедрыми авторскими гонорарами, но в изобилии дарило радость творческого общения и дух доброжелательной состязательности. Не меньшую радость доставляла и педагогическая деятельность. К немалому собственному удивлению, молодой преподаватель обнаружил во многих из своих учеников бездну дарования. Дети военной поры, рано познавшие суровую школу жизни, большей частью воспитанники детских домов, удивляли способностью не ожесточаться, а радоваться краскам жизни.

Среди этих жизнерадостных голодранцев был мальчишка-сирота, особенно приглянувшийся Геннадию Брусенцову. Но Дурды (так звали мальчика) при явных способностях к живописи был уж очень непоседлив, так и норовил сбежать с занятий, чтобы поиграть со сверстниками в футбол на соседнем пустыре. Для серьезной беседы пришлось усадить его в качестве модели в мастерской. Проникнувшись важностью момента (учитель пишет твой портрет!), мальчишка надолго замер в обнимку с футбольным мячом. А педагог, рисуя портрет юного футболиста, за время сеанса все пытался достучаться до его сознания и закончил работу фразой: «Теперь выбирай – либо живопись, либо футбол».

Почти шесть десятков лет прошло с тех пор. Тот самый портрет молодого футболиста теперь значится в списках коллекции Государственной Третьяковской галереи, а народный художник Туркменистана Дурды Байрамов до конца жизни с бесконечной благодарностью вспоминал уроки, преподанные ему его учителем. Причем это были не только уроки художественного мастерства, но уроки доброго, позитивного отношения к жизни.

Уже став зрелым мастером, Дурды в какой-то момент почувствовал внутреннюю потребность выразить накопившуюся благодарность педагогу. В работе, которую автор считал для себя во многом знаковой, Байрамов совместил жанры портрета и автопортрета. На холсте он изобразил себя на фоне портрета учителя. Единственную вольность, которую позволил себе художник-реалист, это нивелировать разность в возрасте. На полотне и бывший педагог, и бывший ученик – одногодки с равным жизненным опытом, со схожим багажом «ошибок трудных», с идентичным пониманием жизненных ценностей.

И, кстати сказать, то обстоятельство, что многие годы спустя работы Геннадия Брусенцова покинули запасники Государственного музея изобразительных искусств Туркменистана, чтобы предстать перед зрителями в прежнем блеске, это во многом результат забот Дурды Байрамова и многих его единомышленников – искренних поклонников творчества Брусенцова. Их усилий, правда, не хватило, чтобы собрать решительно все произведения Геннадия Брусенцова, хранящиеся во многих музеях и картинных галереях страны. Но главные работы мастера все же предстали перед публикой. Организаторы выставки и сами не рассчитывали, что экспозиция старых работ будет иметь столь шумный успех. За многолюдной церемонией открытия последовал двухмесячный по времени вернисаж с неизменным массовым посещением публики.

Портреты знаменитых современников и простых тружеников, жанровые монументальные полотна и обращение к исторической тематике – все многообразие творческих устремлений художника нашло отражение в этой емкой подборке картин. За период в полтора десятка лет активного творчества мастер поднялся до подлинных высот яркого самовыражения, вошел в число лучших живописцев, созидавших на туркменской земле. В своих работах мастер предстает вечным странником, очарованным самобытными особенностями страны, ставшей для него родной. То, чему он не уставал удивляться, естественно и гармонично оживало на его холстах и в свою очередь заставляло удивляться ценителей живописи.

Творческая судьба Геннадия Брусенцова в годы его жизни в Туркменистане была яркой, наполненной одержимой работой, отмеченной безоговорочным успехом на многих всесоюзных и зарубежных выставках. Но жажда освоения новых творческих ценностей не позволяла ему почивать на лаврах заслуженного мэтра, звала к новым, полным очарования странствиям. 

В 1969 году Брусенцов покидает Туркменистан, чтобы навсегда поселиться с семьей в чудесном городе на берегу Черного моря. Севастополь, природа Крыма подарили ему на долгие годы искомую свежесть ощущений. Новый всплеск творческой активности позволил ему быстро ощутить себя комфортно в новой художественной среде. Вскоре пришло и официальное признание – ему было присвоено звание заслуженного художника Украины.

Укоренившаяся в Ашхабаде привычка к открытости с людьми превратила его севастопольскую мастерскую местом творческих споров и радостного общения для многочисленных друзей. Годы сделали его мудрее, но не позволили утратить способность удивляться самому и удивлять других. В домашнем архиве семьи Брусенцовых бережно хранятся фотографии, где глава семейства запечатлен в общении с такими известными личностями, как герой-полярник Иван Дмитриевич Папанин, Патриарх Московский и Всея Руси Алексий второй.

На одной из поздних его фотографий художник запечатлен на берегу Севастопольской бухты. Время избороздило морщинами его лицо, ветер треплет седые волосы, кажется, что груз долгих лет творчества тяжелым бременем лег на плечи. Но из-под полуопущенных век мудрый взгляд очарованного странника все так же открыт миру. Пусть уже не дерзко, не по-молодому, но с глубокой признательностью за сохранившийся повод удивляться...